Предисловие |
ПРИМЕЧАНІЯ И ДОПОЛНЕНІЯ.
Приводимъ по полнымъ переводамъ "Гамлета" те места, которыя у Полевого сокращены, переиначены или совсемъ пропущены (см. Предисловіе). Цифры соответствуютъ цифрамъ, поставленнымъ въ тексте перевода Полевого и указывающимъ пропуски и проч.
1) Берн. Ему петухъ ответить помешалъ.
Гop. И вздрогнулъ онъ, какъ грешное творенье
При вопле ужаса. Я слышалъ, что петухъ,
Трубачъ зари, своего звонкой песнью
Сгоняетъ сонъ съ очей дневного бога
И по его пронзительному крику
Изъ водъ, огня, эфира и земли
Стекаются блуждающіе духи
Въ свою страну -- и истину поверья
Намъ доказалъ мертвецъ, насъ посетившій.
Марц. Онъ вдругъ исчезъ при крике петуха.
Вотъ, говорятъ, что въ ночь на Рождество,
Когда мы ждемъ Спасителя явленье,
Вплоть до зари поетъ предвестникъ утра.
Тогда блуждать не смеютъ привиденья:
И лешій спитъ, и ведьмы не колдуютъ:
Такъ эта ночь свята и благодатна.
Гор. Да, слышалъ я и верится отчасти.
Но вотъ и Фебъ въ пурпуровой одежде
Идетъ на холмъ по жемчугу росы.
Пора. Оставимъ постъ, идемъ, идемъ!
И мой советъ -- виденье этой ночи
Гамлету разсказать. Клянусь вамъ жизнью,
Духъ немъ для насъ, но съ нимъ заговоритъ!
Согласны-ль вы сказать объ этомъ принцу,
Какъ намъ велятъ и долгъ нашъ, и любовь?
2) Лаертъ. Нетъ.
Природа въ насъ ростетъ не только теломъ:
Чемъ выше храмъ, темъ выше возникаетъ
Души и разума святая служба.
Онъ, можетъ быть, теперь тебя и любитъ:
Обманъ и зло еще не запятнали
Въ немъ добродетели души; но бойся:
Какъ первый принцъ, онъ не имеетъ воли,
Не можетъ онъ, какъ мы, простые люди,
Избрать подругу по сердцу себе:
Съ избраніемъ ея сопряжены
Упадокъ силъ иль счастье государства --
И потому души его желанья
Ограждены согласіемъ людей,
Которымъ онъ глава. И если снова
Онъ о любви съ тобой заговоритъ,
Умно ты сделаешь, когда не больше
Поверишь страстному его признанью,
Какъ сколько можетъ онъ осуществить
Свои слова: не больше, чемъ позволитъ
Всеобщій голосъ датскаго народа.
Обдумай, сколько пострадаетъ честь,
Когда твой слухъ къ его любовной песне
Доверчиво прильнетъ, когда ты сердце
Ему отдашь -- и бурное стремленье
Похититъ скромности твоей алмазъ.
Страшись, Офелія! страшись, сестра!
Отъ вспышки склонности твоей.
Изъ девъ чистейшая ужъ не скромна,
Когда луне ея открыта прелесть.
Отъ клеветы и святость не уйдетъ.
Детей весны не редко истребляетъ
Червякъ, когда еще закрыта почка;
И въ молодости утро на росу
Опасно веетъ ядовитый ветеръ.
Смотри-жъ, сестра, остерегайся! Страхъ --
Ограда отъ беды; а наша юность
И безъ враговъ въ борьбе сама съ собой.
3) А долгъ есть ядъ въ хозяйственномъ разсчете.
Но главное: будь веренъ самому себе,
И, следственно, какъ дважды два -- четыре,
Ни передъ кемъ не будешь ты фальшивъ.
4) Гам. Да, конечно такъ --
И я къ нему, какъ здешній уроженецъ,
Хоть и привыкъ, однако же по мне
Забыть его гораздо благородней,
Мараютъ насъ въ понятіи народа:
За нихъ зовутъ насъ Бахуса жрецами
И съ нашимъ именемъ соединяютъ
Прозванье черное. Сказать по правде,
Всю славу делъ великихъ и прекрасныхъ
Смываетъ съ насъ вино. Такую участь
Несетъ и частный человекъ; его,
Когда онъ заклейменъ пятномъ природы,
Какъ, напримеръ, не въ меру пылкой кровью,
Берущей верхъ надъ силою ума --
Въ чемъ и невиненъ онъ: его рожденье
Есть случай безъ разумной воли --
Или привычкою, которая, какъ ржа,
Съедаетъ блескъ поступковъ благородныхъ,
Его, я говорю, людское мненье
Лишитъ достоинства; его осудятъ
За то, что въ немъ одно пятно порока,
Хоть будь оно клеймо слепой природы
И самъ онъ будь такъ чистъ, какъ добродетель,
Пылинка зла уничтожаетъ благо.
5) Какъ добродетели не обольститъ
Развратъ, хоть будь онъ въ одеяньи неба,
Такъ точно страсть и съ ангеломъ въ союзе
Наскучитъ, наконецъ, небеснымъ ложемъ --
И жаждетъ недостойнаго
6) Этихъ словъ Короля у Шекспира совсемъ нетъ. Ихъ говоритъ Розенкранцъ; "Дай Богъ, чтобы нашъ пріездъ и наши старанія были пріятны и полезны ему". Пер. Кетчера.
7) У Полевого пропущено. Приводимъ это место по переводу Кетчера.
Гам. Что же побудило ихъ къ странствованію? Пребываніе на одномъ месте далеко ведь выгодней какъ для славы, такъ и для кармана.
Розен. -Последнія, я думаю, нововведенія.
Гам. Были они такъ же любимы, какъ въ то время, когда я былъ въ городе? Посещались такъ же?
Розен. Далеко не такъ.
Гам. Отчего же? Начали баловаться?
Розен. Нетъ, были по прежнему старательны; но явился выводокъ детей -- безперыхъ птенцовъ, крикливый пискъ которыхъ вызываетъ громы рукоплесканій. Теперь они въ моде, и такъ кричатъ противъ простонародныхъ театровъ -- такъ называютъ они все другіе, -- что многіе и изъ носящихъ мечъ, убоясь гусиныхъ перьевъ, почти совсемъ не посещаютъ последнихъ.
Гам. Какъ! дети? Кто же содержитъ ихъ? что же имъ платятъ? Покинутъ они это искусство, какъ только утратятъ способность петь дискантомъ? Не скажутъ они после, когда выростутъ до обыкновенныхъ актеровъ -- а это весьма вероятно, если не найдутъ лучшихъ средствъ къ существованію, -- что ихъ писатели сделали имъ большое зло, заставивъ декламировать противъ своей собственной будущности.
Розен. Была страшная съ обеихъ сторонъ перепалка, и само общество не считало за грехъ ихъ стравливать; некоторое время ни одна пьеса не давала даже сбора, если авторъ и актеры не делали въ ней какихъ-нибудь по этому поводу выходокъ.
Гам. Возможно ли?
Гильд. И чемъ тутъ не перебрасывались.
Гам. И дети одержали победу?
8) У Шекспира иначе. Пер. Кетчера.
Гам. О, Іефай, судья Израиля, какое имелъ ты сокровище!
Пол. Какое сокровище, принцъ?
Гам. Какое?
Имелъ одну онъ дочь прекрасную,
И любилъ онъ эту дочь.
9) Монологъ этотъ, сокращенный Полевымъ, приводимъ целикомъ по переводу Кронеберга;
Гам. Боъ съ вами! Я одинъ теперь.
Какой злодей, какой я рабъ презренный!
Не дивно ли: актёръ, при тени страсти,
При вымысле пустомъ, былъ въ состояньи
Своимъ мечтамъ всю душу покорить;
Его лицо отъ силы ихъ бледнеетъ,
Въ глазахъ слеза дрожитъ и млеетъ голосъ,
Въ чертахъ лица отчаянье и ужасъ
И весь составъ его покоренъ мысли.
И все изъ ничего -- изъ-за Гекубы!
Что онъ Гекубе, что она ему?
Что плачетъ онъ о ней? О еслибъ онъ,
Что-бъ сделалъ онъ? Онъ потопилъ бы сцену
Въ своихъ слезахъ и страшными словами
Народный слухъ бы поразилъ, преступныхъ
Въ безумство бы повергъ, невинныхъ въ ужасъ,
Незнающихъ привелъ бы онъ въ смятенье,
Исторгъ бы силу изъ очей и слуха.
А я, презренный, малодушный рабъ,
Я дела чуждъ, въ мечтаніяхъ безплодныхъ
Боюсь за короля промолвить слово,
Надъ чьимъ венцомъ и жизнью драгоценной
Совершено проклятое злодейство.
Я трусъ? Кто назоветъ меня негоднымъ?
Кто черепъ раскроитъ? кто прикоснется
До моего лица? кто скажетъ мне: ты лжешь?
Кто оскорбитъ меня рукой иль словомъ?
А я обиду перенесъ бы. Да!
Я голубь мужествомъ; во мне нетъ жолчи
И мне обида не горька; иначе,
Уже давно раба гніющимъ трупомъ
Кровавый сластолюбецъ, лицемеръ!
Безчувственный, продажный, подлый извергъ!
Глупецъ, глупецъ! Куда какъ я отваженъ!
Сынъ милаго, убитаго отца,
На мщенье вызванный и небесами,
И тартаромъ, я расточаю сердце
Въ пустыхъ словахъ, какъ красота за деньги,
Какъ женщина, весь изливаюсь въ клятвахъ.
Нетъ, стыдно, стыдно! Къ делу, голова!
Гмъ! Слышалъ я, не разъ преступныхъ душу
Такъ глубоко искусство поражало,
Когда они глядели на актеровъ,
Что признавалися они въ злодействахъ.
Убійство немо, но оно порою
Таинственно, но внятно говоритъ.
Пусть кое-что предъ дядею представятъ
Подобное отцовскому убійству:
Я буду взоръ его следитъ, я испытаю
Всю глубину его душевной раны.
Духъ могъ быть сатана; лукавый властенъ
Принять заманчивый, прекрасный образъ.
Я слабъ и преданъ грусти; можетъ статься,
Онъ, сильный надъ скорбящею душой,
Влечетъ меня на вечную погибель.
Мне нужно основаніе потвёрже.
Злодею зеркаломъ пусть будетъ представленье --
И совесть скажется и выдастъ преступленье.
10) Такъ какъ этотъ монологъ одинъ изъ самыхъ знаменитыхъ, приводимъ его по несколькимъ переводамъ:
Гам. Быть, иль не быть -- таковъ вопросъ; что
Что благородней для души: сносить ли лучше,
Удары стрелъ враждующей фортуны,
Или возстать противу моря бедствій,
И ихъ окончитъ? Умереть -- уснуть --
Не боле; сномъ всегдашнимъ прекратить
Все скорби сердца, тысячи мученій,
Наследье праха -- вотъ конецъ, достойный
Желаній жаркихъ! Умереть -- уснуть!
Уснуть? -- Но сновиденья? -- Вотъ препона:
Когда мятежную мы свергнемъ бренность,
О томъ помыслить должно. Вотъ источникъ
Столь долгой жизни бедствій и несчастій!
И кто-бъ снесъ бичъ и поношенья света,
Обиды гордыхъ, притесненья сильныхъ,
Законовъ слабость, знатныхъ своевольство,
Осмеянной любови муки, злое
Презренныхъ душъ презреніе къ заслугамъ,
Когда кинжала лишь одинъ ударъ --
И онъ свободенъ? Кто въ ярме ходилъ бы,
Стеналъ подъ игомъ жизни и томился,
Когда бы страхъ грядущаго по смерти --
Неведомой страны, изъ коей нетъ
Сюда возврата -- не тревожилъ воли,
Не заставлялъ скорей сносить зло жизни,
Чемъ убегать отъ ней къ бедамъ безвестнымъ?
Такъ робкими творитъ всегда насъ совесть;
Такъ яркій въ насъ решимости румянецъ
Подъ тенію тускнеетъ размышленья,
Отъ сей препоны укрощая бегъ свой,
Именъ деяній не стяжаютъ. Ахъ,
Офелія! -- О нимфа! помяни
Грехи мои въ своей молитве!
М. Вронченко.
Гам. Быть, иль не быть? вотъ въ чемъ вопросъ
Что благороднее: сносить ли громъ и стрелы
Враждующей судьбы, или возстать
На море бедъ и кончить ихъ борьбою?
Окончить жизнь -- уснутъ,
Не более! И знать, что этотъ сонъ
Окончитъ грусть и тысячи ударовъ --
Уделъ живыхъ. Такой конецъ достоинъ
Желаній жаркихъ. Умереть? уснуть?
Но если сонъ виденья посетятъ?
Что за мечты на смертный сонъ слетятъ,
Когда стряхнемъ мы суету земную'?
Вотъ что дальнейшій заграждаетъ путь!
Вотъ отчего беда такъ долговечна!
Безсилье правъ, тирановъ притесненье,
Обиды гордаго, забытую любовь,
Презренныхъ душъ презреніе къ заслугамъ,
Когда бы могъ насъ подарить покоемъ
Одинъ ударъ? Кто несъ бы бремя жизни,
Кто гнулся бы подъ тяжестью трудовъ?
Да, только страхъ чего-то после смерти --
Страна безвестная, откуда путникъ
Не возвращался къ намъ, -- смущаетъ волю,
И мы скорей снесемъ земное горе,
Чемъ убежимъ къ безвестности за гробомъ.
Такъ всехъ насъ совесть обращаетъ въ трусовъ,
Такъ блекнетъ въ насъ румянецъ сильной воли,
Когда начнемъ мы размышлять: слабеетъ
Живой полетъ отважныхъ предпріятій
И робкій путь склоняетъ прочь отъ цели.
Офелія! о, нимфа! помяни
Мои грехи въ твоей святой молитве!
Кронебергь.
больше; и зная, что сномъ этимъ мы кончаемъ все скорби, тысячи естественныхъ, унаследованныхъ теломъ противностей -- конецъ желаннейшій. Умереть, -- заснуть, -- заснуть! Но можетъ быть и сны видеть? -- Вотъ препона; какія могутъ быть сновиденья въ этомъ смертномъ сне, за темъ какъ стряхнемъ съ себя земныя тревоги, -- вотъ что останавливаетъ насъ. Вотъ что делаетъ бедствія такъ долговечными, иначе кто же сталъ бы сносить бичеваніе, издевки современности, гнетъ властолюбцевъ, обиды горделивыхъ, муки любви отвергнутой, законовъ бездействіе, судовъ своевольство, ляганье, которымъ терпеливое достоинство угощается недостойными, когда самъ однимъ ударомъ кинжала можетъ отъ всего этого избавиться? Кто, крехтя и потея, несъ бы бремя тягостной жизни, если бы страхъ чего-то по смерти, безвестная страна, изъ-за пределовъ которой не возвращался еще ни одинъ изъ странниковъ, не смущали воли, не заставляли скорей сносить удручающія насъ бедствія, чемъ бежать къ другимъ, неведомымъ? Такъ всехъ насъ совесть делаетъ трусами; такъ блекнетъ естественный румянецъ решимости отъ тусклаго напора размышленья, и замыслы великой важности совращаются съ пути, утрачиваютъ названіе деяній. -- А, Офелія! -- О, нимфа, помяни меня въ своихъ молитвахъ.
Н. Кетчеръ.
Гам. Жить иль не жить -- вотъ въ чемъ вопросъ!
Безропотно сносить удары стрелъ. Честнее-ль
Враждебной намъ судьбы, иль кончить разомъ
Съ безбрежнымъ моремъ горестей и бедъ,
Возставъ на все? -- Окончить жизнь -- уснуть!
Не более! -- когда-жъ при этомъ вспомнить,
Что съ этимъ сномъ навеки отлетятъ
И сердца боль, и горькія обиды --
Наследье нашей плоти -- то не въ праве-ль
Мы все желать подобнаго конца?
Окончить жизнь -- уснуть!.. уснуть? а если
При этомъ видеть сны?... Вотъ остановка!
Какого рода сны тревожить будутъ
Насъ въ смертномъ сне, когда мы совлечемъ
Съ себя покрышку плоти? -- Вотъ что можетъ
Связать решимость въ насъ, заставя вечно
Терпеть и зло и бедственную жизнь!...
Кто сталъ бы въ самомъ деле выносить
Рядъ горькихъ мукъ обманутой любви,
Стыдъ бедности, неправду власти, чванство
И гордость знатныхъ родомъ -- словомъ все,
Что суждено достоинству терпеть
Отъ низости -- когда бы каждый могъ
Найти покой при помощи удара
Короткаго ножа? -- Кто сталъ влачить бы
Въ поту лица томительную жизнь,
Когда бы страхъ предъ тою непонятной,
Неведомой страной, откуда нетъ
И не было возврата, не держалъ
Въ оковахъ нашей воли и не делалъ
Того, что мы скорей сносить готовы
Позоръ и зло, въ которыхъ родились,
Чемъ ринуться въ погоню за безвестнымъ?...
Всехъ трусами насъ сделала боязнь!
Решимости роскошный цветъ бледнеетъ
Подъ гнетомъ размышленья! Наши все
Прекраснейшіе замыслы, встречаясь
Теряя имя делъ! -- Но тише! вотъ
Офелія! О нимфа! помяни
Меня, прошу, въ святыхъ твоихъ молитвахъ!
Соколовскій.
11) Оф. О Боже, Боже! что за дивный духъ
Такъ страшно палъ! Воителя отвага,
Умъ мудреца, способность царедворца,
Отчизны цветъ, надежда всей страны,
Прекраснейшій примеръ для подражанья --
Всему, всему конецъ! -- И мне, несчастной,
Внимавшей въ дни былые сладкимъ звукамъ
Речей его, судьба судила видеть,
Какъ оборвался этотъ чудный умъ,
Подобно струнамъ арфы; какъ исчезли
Краса и свежесть юности подъ гнетомъ
Безумія! -- О горе, горе мне,
Когда сравнить, что видела я прежде,
И что теперь увидеть мне пришлось!
12) Гам. Произнеси, пожалуйста, этотъ монологъ такъ, какъ я тебя училъ: легко и развязно. Но если ты вздумаешь его прокричать, какъ это делаютъ многіе изъ нашихъ актеровъ, то доставишь мне столько же удовольствія, какъ еслибы стихи мои декламировалъ площадной разнощикъ. Не махай безъ толку руками, но старайся, чтобъ твои жесты были благородны. Въ этомъ случае надо соблюдать гармоническую умеренность не только въ потопе или буре, но даже въ вихре страсти. Меня беситъ, когда я вижу, какъ здоровый болванъ, въ лохматомъ парике, рветъ страсть въ клочки и деретъ уши райка, привыкшаго ценить только глупыя пантомимы, или бешеный ревъ. У меня чешутся руки прибить палками подобныхъ дураковъ, которые, во что бы то ни стало, хотятъ представить Ирода более Иродомъ, чемъ онъ былъ имъ на самомъ деле. -- Пожалуйста, избегай этого.
Гам. Не будь однако и слишкомъ сдержанъ. Вообще руководствуйся при игре более всего своимъ собственнымъ внутреннимъ чувствомъ. Соразмеряй жесты съ словами, а слова съ жестами, для того, чтобъ не насиловать благоразумной умеренности природы. Всякій излишекъ въ этомъ случае выходитъ за пределъ цели, которую имеетъ театръ; а цель эта всегда состояла и всегда будетъ состоять въ верномъ изображеніи действительности, какъ въ зеркале. Добродетель, преступленіе, нравы века -- все должно быть представлено на сцене такимъ, какимъ оно существуетъ на самомъ деле. Разъ такое изображеніе преувеличено или ослаблено, то, конечно, этимъ можно добиться одобренія и смеха невеждъ, но утонченно понимающій дело зритель будетъ этимъ оскорбленъ. Мненіе-жъ одного такого зрителя должно цениться гораздо выше, чемъ восторгъ всей прочей толпы, наполняющей театральную залу. Мне случалось видеть актеровъ, которымъ толпа рукоплескала даже неистово; но сами они не походили не только на изображаемыхъ ими личностей, но даже просто на людей. Они рычали и кривлялись такъ непозволительно, что можно было подумать, будто это не люди, а просто прескверно сделанныя куклы: такъ мало было въ нихъ человеческаго обличья.
1-й акт. Я надеюсь, достойный принцъ, что въ нашей труппе мы успели почти совершенно освободиться отъ подобныхъ недостатковъ.
Гам. Не почти, а совсемъ должно ихъ уничтожить. -- Не позволяй также клоунамъ болтать более чемъ написано въ піесе. Я встречалъ между ними такихъ, которые, для того, чтобъ вызвать смехъ несколькихъ глупцовъ, дурачились въ такихъ интермедіяхъ, когда напротивъ следовало дать зрителямъ отдохнуть, чтобъ обдумать и усвоить виденное. Это нехорошо и обличаетъ только жалкое самолюбіе въ актере, небрезгающемъ подобными проделками. Теперь ступай и будьте готовы начать представленіе.
13) Послушай: съ той поры, какъ это сердце
Властителемъ своихъ избраній стало
И научилось различать людей,
Оно тебя избрало передъ всеми.
Страдая, ты, казалось, не страдалъ;
Ты бралъ удары и дары судьбы,
Благодаря за то и за другое.
И ты благословенъ: разсудокъ съ кровью
Въ тебе такъ смешаны, что ты не служишь
Для счастья дудкою, не издаешь,
По прихоти его, различныхъ звуковъ.
Дай мужа мне, котораго бы страсть
Не сделала рабомъ -- и я укрою
Его въ души моей святейшихъ недрахъ,
Какъ я укрылъ тебя.
14) Гам. А вотъ мы узнаемъ отъ этого молодца; актеры ничего не могутъ сохранить втайне, все выболтаютъ.
Гам. Да, какъ и всякое представленіе, которое вы ему представите. Не постыдитесь только представить, а онъ не постыдится сказать вамъ, что это значитъ.
Оф. Нехорошо, принцъ, нехорошо. Я лучше буду слушать піесу.
15) Розен. Коль скоро каждый
Отдельный гражданинъ имеетъ право
Всей силою разсудка и души
Стараться защитить себя отъ бедствій
И всякихъ золъ, то темъ скорей обязанъ
Заботиться о томъ же тотъ, на комъ
Лежитъ ответственность за жизнь и счастье
Толпы людей. Король не умираетъ
Безследно и одинъ: онъ, какъ потокъ,
Уноситъ за собой судьбу стоявшихъ
Вокругъ его престола. Онъ похожъ
На колесо, огромнаго размера,
Стоящее у всехъ въ виду на выси
Крутой горы. На этомъ колесе
Нанизаны десятки милліоновъ
Существъ ему подвластныхъ. Если разъ
Покатится такое колесо,
Все эти существа. Печаль царей
Влечетъ беду для множества людей.
16) "Страшно, за человека страшно мне" -- эти слова принадлежатъ Полевому и производили на тетре, когда игралъ Гамлета Мочаловъ, потрясающее впечатленіе. Слова эти, въ самомъ деле, необыкновенно сильно изображаютъ состояніе души Гамлета. У Шекспира ихъ совсемъ нетъ и монологъ Гамлета оканчивается такъ:
Где-жъ твой румянецъ, стыдъ? Когда ты можешь,
Лукавый адъ, гореть въ костяхъ матроны,
Такъ пусть какъ воскъ растопится стыдливость
Горячей юности въ твоемъ огне!
Не восклицай: "о стыдъ!" -- когда взыграетъ
Младая кровь: и самый снегъ холодный
Горитъ, а разумъ волю соблазняетъ.
17) Призр. Затемъ, чтобъ поддержать въ твоей душе
Готовую угаснуть, твердость духа --
Но посмотри: -- отчаянье совсемъ
Твою сразило мать. Подай ей помощь
Въ борьбе ужасной съ собственной душой!
Чемъ въ насъ слабее плоть, темъ нестерпимей
Страдаетъ духъ. Скажи ей слово ласки.
18) Фортинбрасъ и войска на марше.
Форт. Полковникъ! Передайте мой поклонъ
Что Фортинбрасъ желаетъ получить
Проводниковъ для перехода войска
Черезъ владенія датчанъ.
Вы знаете, где насъ найдти. Когда угодно
Его величеству со мной поговорить,
Я лично выполню мой долгъ. Скажите такъ.
Полк. Исполню, принцъ.
Форт. Впередъ! не торопиться!
(Фортинбрасъ и войско уходятъ).
19) Приводимъ сцену, когда является сумасшедшая Офелія, по переводамъ Кронеберга и Соколовскаго.
Офел. Где прекрасная королева Даніи?
Кор-ва. Что съ тобою, Офелія?
Офел. (поетъ). Где же милый твой, девица?
Онъ пошелъ къ святымъ местамъ
Босикомъ и въ власянице --
Скоро-ль будетъ снова къ намъ?
Кор-ва. Къ чему эта песня, милая Офелія?
Офел. Что вы говорите? Нетъ, пожалуйста, послушайте.
(Поетъ).
Не воротится домой!
Вечный домикъ осенили
Крестъ и камень гробовой.
Кор-ва. Однако же, Офелія...
Офел. Пожалуйста, слушайте. (Поетъ).
Какъ прекрасенъ былъ твой милый...
Входитъ Кор.
Кор-ва, Ахъ, смотри, другъ мой!
Офел. (поетъ). Въ беломъ саване, въ цветахъ,
Какъ вокругъ его могилы
Все стояли мы въ слезахъ!
Кор. Что съ тобою, милая Офелія?
Офел. Благодарю васъ, ничего. Говорятъ, сова была дочь хлебника. Боже мой! мы знаемъ, что мы, да не знаемъ что съ нами будетъ. Хлебъ-соль вамъ!
Кор. Намекъ на отца.
Офел. Полно объ этомъ говорить; но если васъ спросятъ, что это значитъ, такъ отвечайте. (Поетъ).
Занялась уже денница,
Валентиновъ день насталъ,
Подъ окномъ стоитъ девица:
"Спишь ли, милый, или всталъ?"
Быстро двери отворилъ,
Съ нею въ комнату вернулся,
Но не деву отпустилъ.
Кор. Милая Офелія...
Офел. Право божиться нечего, а я сейчасъ кончу.
(Поетъ).
Пресвятая! какъ безбожно
Клятву верности забыть!
Ахъ, мужчине только можно
Полюбить и разлюбить!
"Ты хотелъ на мне жениться",
Говоритъ ему она.
Онъ отвечаетъ:
"Позабылъ! Хоть побожиться,
Въ этомъ не моя вина".
Кор. Какъ давно она въ этомъ положеніи?
Офел. Надеюсь все пойдетъ хорошо. Надо быть терпеливымъ, а невольно плачется, какъ подумаешь, что они положили его въ холодную землю. Братъ мой долженъ все узнать. Спасибо вамъ за советъ. Подать мою карету! Покойной ночи, прекрасныя дамы, покойной ночи. (Уходитъ).
Кронебергъ.
Офел. Где датская красавица царица?
Офел. (напеваетъ). Отличу ли таинственнымъ утромъ
Я, мой милый, тебя отъ другихъ,
По значку на плече съ перламутромъ,
Иль по банту изъ лентъ дорогихъ?
Кор-ва. Офелія! что значитъ эта песня?
Офел. Что вы сказали? Не перебивайте! слушайте!
Ахъ онъ умеръ, онъ умеръ, въ сосновый
Гробъ руками любви положонъ!
Холмъ надъ теломъ насыпанъ дерновый,
Тяжкій камень въ ногахъ наваленъ!
Кор-ва. Офелія!
Офел. Говорю вамъ, слушайте!
Гробовыми обвитъ пеленами...
(Входитъ Кор.).
Кор-ва. Ахъ, добрый другъ, взгляни на нее!
Офел. (продолжая петь). Чище девственныхъ горныхъ снеговъ,
Онъ въ могилу зарытъ со слезами,
Подъ кошницами свежихъ цветовъ!
Кор. Что съ тобой, милая Офелія?
Кор. Она все думаетъ объ отце.
Офел. Ахъ, полноте! стоитъ ли объ этомъ говорить? А если васъ будутъ спрашивать, то отвечайте вотъ какъ:
Въ Валентиновъ денекъ,
Только зорька зашла,
Я къ тебе, мой дружокъ,
Валентиной пришла!
Чистой девушке въ ночь
Двери онъ отворилъ,
Но не девушку прочь
Отъ себя отпустилъ!
Кор. Офелія!
Офел. Молчите! проклинать не хорошо, а досказать надо!
Стыдно, стыдно ему
Было такъ поступить!
Не ему одному
Впрочемъ ветренымъ быть!
"Я тебе, милый мой,
Ведь женой клялась быть".
А онъ въ ответъ:
"Плакать надо самой!
Кто велелъ приходитъ!"
Кор. Давно ли съ нею это сделалось?
Офел. О ничего! все пройдетъ; надо только терпенье. Но я все-таки не могу не заплакать, когда вспомню, что они зарыли его въ холодную землю! Братъ мой впрочемъ объ этомъ узнаетъ, а васъ я благодарю за добрыя слова и ласку! Велите подавать мою карету! -- Покойной ночи, мои милые! Покойной ночи!
(Убегаетъ).
Соколовскій.
20) У Шекспира это говоритъ не Гораціо, а придворный. Полевой смягчилъ слова этого Вестника, который говоритъ Королю, что народъ провозглашаетъ Лаерта Королемъ.
21) Приводимъ по переводамъ Кронеберга и Соколовскаго песню, которую поетъ Офелія въ этой сцене:
Офел. (поетъ). Такъ не придётъ онъ къ намъ опять?
Его намъ больше не видать?
Его ужь нетъ, его ужъ нетъ!
Какъ опустелъ вдругъ белый светъ!
Онъ не придетъ ужъ къ намъ опять!
Его волосъ пушистыхъ лёнъ
Весеннимъ снегомъ убелёнъ.
Но что печаль? Моей слезе
Не возвратить его земле!
Будь въ небесахъ превознесенъ!
Офел. (напевая). Не увидимъ его!
Не увидимъ его!
Гробъ его дорогой
Взятъ сырою землей!
Не вернется, что разъ ею взято!
Были волны кудрей,
Льна и снега белей,
И зарытъ онъ навеки въ могилу!
Онъ почилъ вечнымъ сномъ,
Плачъ напрасенъ по немъ,
Скорбный духъ его, Боже, помилуй.
22) У Полевого эта сцена значительно сокращена. Приводимъ ее по переводу Кронеберга.
Входятъ Гораціо и слуга.
Гор. Кто хочетъ говорить со мной?
Слуга. Матросы:
У нихъ есть письма къ вамъ.
Гop. Впусти ихъ.
(Слуга уходитъ).
Не знаю, кто-бъ во всей вселенной бренной
Мне могъ поклонъ прислать свой, какъ не Гамлетъ.
Входятъ матросы.
Гop. Спасибо.
1-й матр. Вотъ къ вамъ письмо отъ посланника, ехавшаго въ Англію, если вы Гораціо, какъ мне сказали.
Гор. (читаетъ). "Гораціо! Когда ты просмотришь этотъ листокъ, доставь матросамъ доступъ къ королю: у нихъ есть къ нему письма. Мы и двухъ дней еще не были на море, какъ сильный корсаръ вздумалъ за нами поохотиться. Нашъ корабль шелъ не довольно быстро и намъ пришлось поневоле быть храбрыми. Во время схватки я взошелъ на корсарскій фрегатъ, но въ то же мгновеніе они отчалили отъ нашего корабля и я одинъ попался въ пленъ. Они обошлись со мною какъ благородные мошенники. Впрочемъ, они хорошо знали, что делаютъ; должно отплатить имъ темъ же. Постарайся доставить королю посланныя письма и поспеши ко мне, какъ бы бежалъ отъ смерти. Я скажу тебе на ушко слова, которыя тебя оглушатъ; а они все еще слишкомъ легки въ сравненіи съ ихъ содержаніемъ. Матросы приведутъ тебя ко мне. Розенкранцъ и Гильденштернъ продолжаютъ свое путешествіе въ Англію. О нихъ есть много чего поразсказать. Прощай. Вечно твой Гамлетъ".
(Матросамъ).
Пойдемъ: вы отдадите ваши письма
И темъ скорей, что надо вамъ со мною
Идти къ тому, кто вамъ велелъ вручить ихъ.
(Уходятъ).
23) У Шекспира не Гораціо, а Вестникъ.
24) У Полевого сцена эта сильно сокращена; приводимъ по Соколовскому:
Кор. Если ты
Решаешься на это -- а иначе
Тебе нельзя конечно поступить --
Дай слово мне, что ты во всемъ поступишь
Какъ я тебе скажу.
Лаертъ. Я обещаюсь
Послушнымъ быть во всемъ, лишь только-бъ вы
Не вздумали склонять меня мириться.
Кор. Я точно помирить хочу тебя,
Вернулся съ темъ, чтобы остаться здесь,
Какъ соколъ испугавшійся охоты,
Тогда пущу я въ ходъ иное средство,
Давно ужъ мной решенное, и средство
На столько это точно, что въ конце
Наверно приведетъ оно его
Къ погибели; причемъ постигнутъ будетъ
Онъ смертью такъ естественно и просто,
Что эта смерть не возбудитъ ни въ комъ
Сомненья иль догадокъ. Даже мать
Ее припишетъ случаю, увидя
Въ томъ приговоръ судьбы.
Лаертъ. Я соглашаюсь
На все, что вы задумали, прибавивъ,
Что очень я хочу быть въ этомъ деле
Орудьемъ вашихъ рукъ.
Кор. И ты имъ будешь
По всемъ правамъ. -- Когда ты былъ въ отлучке,
Молва людей расхваливала часто
Въ которомъ ты, по общему признанью,
Не знаешь равныхъ. Все твои другія
Достоинства не возбуждали тени
Въ немъ зависти, но въ этомъ Гамлетъ страшно
Тебе завидовалъ, хотя, признаться,
Я лично вовсе не считаю этотъ
Талантъ особо важнымъ.
Лаертъ. Въ чемъ же дело?
Кор. Такъ, пустяки! игрушка самолюбья
Веселой юности; но и пустое
Подчасъ быть можетъ важнымъ. Мехъ и перья,
Какими обшиваетъ молодежь
Свои плащи и шляпы, служатъ имъ
Лишь только для красы, тогда какъ старость
Подкладываетъ пухомъ иль мехами
Одежду, чтобъ согреться и придать
Себе серьезный видъ. -- Тому назадъ
Два месяца, насъ посетилъ одинъ
Норманскій дворянинъ. Я хорошо
И знаю ихъ искусство гарцовать
На лошадяхъ; но этотъ молодецъ
Въ искусстве ездить кажется пошелъ
На сделку съ дьяволомъ. Въ седле держался
Онъ какъ скала и заставлялъ коня
Проделывать при томъ такія штуки,
Что, право, мне казалось, будто оба,
И конь и всадникъ, составляли вместе
Одно и то же тело. То, что виделъ
При этомъ я, превосходило все,
Что можно лишь представить иль придумать
Въ искусстве ловкости.
Лаертъ. Онъ былъ нормандецъ?
Кор. Нормандецъ.
Лаертъ. Ну такъ я готовъ поклясться,
Что это былъ Ламонъ.
Кор. Онъ самый.
Лаертъ. Знаю
Его я хорошо. Любимецъ онъ
Кор. Онъ много
Речей велъ о тебе и между прочимъ
Съ восторгомъ отзывался о твоемъ
Искусстве фехтовать и особливо
Рапирами. Онъ восклицалъ не разъ,
Что счелъ большимъ бы чудомъ, еслибъ встретилъ
Кого нибудь, кто могъ бы въ этомъ деле
Померяться съ тобой, и клялся часто,
Что ни одинъ изъ лучшихъ ратоборцевъ
Его страны, будь ты его противникъ,
Не выказалъ наверно-бъ половины
Искусства, глазъ и ловкости, какими
Владеешь ты. -- Его слова вселили
Такую зависть въ Гамлета, что онъ
И спалъ и виделъ только, чтобъ вернулся
Ты вновь домой и могъ сразиться съ нимъ.
Лови-жъ прекрасный случай...
Лаертъ. Случай? въ чемъ?
Кор. Скажи, Лаертъ: былъ дорогъ твой отецъ
Печали только маску, выражая
Ее однимъ лицомь?
Лаертъ. Что за вопросъ!
Кор. Я делаю его не потому,
Чтобъ сомневался въ искренности чувства
Любви твоей къ отцу, но ведь известно,
Что чувства въ насъ бываютъ зачастую
Рабами времени. Случалось мне
Нередко видеть, какъ гасило время
Огонь любви. Въ любви самой живетъ
Какое-то зловредное начало,
Способное порой гасить любовь
Въ томъ роде, какъ нагаръ светильни гаситъ
Горящую свечу. Чемъ выше въ насъ
Желанія и чувства, темъ труднее
Ихъ намъ сберечь. Они нередко гибнутъ,
Не выдержавъ напора лишнихъ силъ.
Ковать железо надобно, покуда
Железо горячо; иначе воля
Помехъ и затрудненій, сколько въ жизни
Встречаемъ мы различныхъ взглядовъ, мненій
И случаевъ. Живое чувство долга
Становится для насъ тогда такимъ же
Тяжелымъ и болезненнымъ, какимъ
Бываетъ вздохъ, которому не можетъ
Найти исхода грудь. -- Но возвратимся
Къ горячему вопросу. Гамлетъ долженъ
Быть скоро здесь. Скажи же, что намеренъ
Ты предпринять, чтобъ показать себя
Достойнымъ сыномъ более на деле,
Чемъ на словахъ?
Лаертъ. Убить хоть въ церкви.
Кор. Для мести, я вполне съ тобой согласенъ,
Нетъ ни границъ, ни заповедныхъ местъ.
Но сделавъ такъ, ведь долженъ будешь ты
Скрываться самъ. Не лучше-ль потому,
Едва вернется Гамлетъ и узнаетъ,
Что ты вернулся также, подослать
Которые расхвалятъ передъ нимъ
Твое искусство драться выше даже,
Чемъ говорилъ объ этомъ твой французъ?
А тамъ ужъ мы съумеемъ васъ поставитъ
Лицомъ къ лицу и заложить пари
На ваши головы. При добродушьи,
Какимъ известенъ Гамлетъ, онъ не станетъ
Тебя подозревать и не увидитъ
Разставленныхъ тенетъ, а ты межъ темъ
Успеешь подменить тупой клинокъ
Рапиры заостреннымъ и, съ твоимъ
Искусствомъ нападать, отмстить убійце
За смерть отца.
Лаертъ. Такъ точно поступлю я!
А чтобъ игра была наверняка,
Я отравлю конецъ моей рапиры. --
Есть зелье у меня; его мне продалъ
Одинъ бродячій лекарь. Сила яда
Такъ велика, что если помочить
Уколомъ легкимъ кожу, то напрасно
Вы будете искать во всей вселенной
Целебныхъ травъ, которыя спасли бы
Отъ гибели того, въ чью кровь попалъ
Мой страшный ядъ. Я омочу конецъ
Рапиры въ немъ и если мне удастся
Врага поранить шпагой хоть слегка,
Все будетъ съ нимъ покончено.
Кор. Полезно
Обдумать будетъ намъ равно другія
Случайности и обсудить вопросъ
Со всехъ сторонъ. Когда затея наша,
Въ последствіе какой нибудь пустой
Ошибки, не удастся -- было-бъ лучше
Тогда не начинать ее совсемъ.
Поэтому намъ надо подготовить
Иной исходъ, когда сорвется первый.
Посмотримъ же! Что, если мы объявимъ
Торжественный закладъ о томъ, который
Такой закладъ, темъ жарче увлечетесь
Вы битвою -- (и я прошу тебя
Иметь это въ виду). -- Когда же Гамлетъ,
Разгорячась, захочетъ пить -- велю я
Поднесть ему такой бокалъ питья,
Что если онъ къ нему коснется только
Краями губъ -- то дело наше будетъ
Покончено и такъ.
(Входитъ Королева).
25) Кор-ва. Тамъ ива есть: она, склонивши ветви,
Глядится въ зеркало кристальныхъ водъ.
Въ ея тени плела она гирлянды
Изъ лилій, розъ, фіалокъ и жасмина.
Венки цветущіе на ветвяхъ ивы
Желая разместить, она взобралась
На дерево; вдругъ ветвь подъ ней сломалась --
И въ воды плачущія пали съ нею
Гирлянды и цветы. Ея одежда,
Широко разстилаясь по волнамъ,
Несчастная, беды не постигая,
Плыла и пела, пела и плыла,
Какъ существо рожденное въ волнахъ.
Но это не могло продлиться долго:
Одежда смокла -- и пошла ко дну.
Умолкли жизнь и нежные напевы!
26) У Полевого пропущенъ разговоръ Лаерта со священникомъ. Приводимъ его по Кронебергу:
Лаертъ. Какіе же еще обряды будутъ?
Гам. Вотъ благородный юноша, Лаертъ.
Смотри!
Лаертъ. Какіе же еще обряды?
1-й священ. Обрядъ печальный нами совершонъ
Насколько намъ дозволено: кончина
Ея сомнительна и если-бъ высшій
Приказъ не изменилъ порядка церкви,
Она-бъ до страшнаго суда лежала
Въ земле неосвященной. Прахъ и камни,
А не молитвы чистыхъ христіанъ
Должны-бъ ее въ могилу провожать.
На гробъ легли невинные цветы
И онъ святой покроется землею
При похоронныхъ звукахъ меди.
Лаертъ. Какъ --
И больше ничего?
1-й священ. Нетъ, ничего.
Мы осквернили бы святую службу,
Пропевъ ей реквіемъ, какъ всемъ почившимъ въ мире.
Лаертъ. Спустите гробъ. Изъ девственнаго праха
Фіалки выростутъ. Священникъ грубый,
Я говорю тебе: страдая въ аде,
Ты ангеломъ сестру мою увидишь.
27) У Полевого сокращено. Приводимъ по Соколовскому:
Гам. Достаточно объ этомъ. Перейдемъ
Къ дальнейшимъ приключеньямъ. Ты ведь помнишь,
Что я о нихъ разсказывалъ тебе?
Гор. Все помню, принцъ.
Гам. Въ моей душе кипела
Какая-то борьба, изъ-за которой
Мне чувствовалось вдесятеро хуже,
Чемъ каторжнымъ въ цепяхъ; по счастью, смелость
Взяла свое -- и будь благословенъ
Тотъ мигъ, когда на смелость я решился!
Порой и безразсудство служитъ намъ
Какъ верный другъ, особенно въ минуты,
Когда разсчеты рушатся. Мы въ этомъ
Должны признать вмешательство судьбы,
Решающей за насъ порывы наши
По своему.
Гор. Нельзя сказать вернее.
Гам. Накинувши въ потьмахъ матросскій плащъ,
Я выбрался тихонько изъ каюты,
Съискалъ обоихъ ихъ и началъ шарить
Въ ихъ сумкахъ, взялъ пакетъ и незаметно
Вернулся вновь къ себе. Затемъ, отбросивъ
Пустую щепетильность, распечаталъ
Таинственный пакетъ. О другъ мой добрый!
Что въ немъ нашелъ я! -- царственную подлость!
Позолоченный разнымъ пустословьемъ
О счастьи англичанъ, о благе датчанъ,
Съ прибавкой доказательствъ, что нельзя
Оставить жизнь такой зловредной твари,
Какой сталъ нынче я -- ну, словомъ, дело
Все было сведено къ тому, чтобъ тотчасъ,
По высадке на берегъ, мне снесли-бъ
Немедля голову, не давши даже
Наладить палачу его топоръ.
Гор. Возможно ли?
Гам. Смотри, бумага здесь.
Прочти ее потомъ. Но хочешь знать ты,
Что сделалъ я?
Гор. О да, прошу, скажите.
Гам. Почувствовавъ себя въ сетяхъ такой
Презренной западни, я сталъ искать,
Какъ выдти изъ нея. По счастью, разумъ
Успелъ подать благой советъ мне, прежде,
Чемъ могъ придти въ себя я. Взявъ перо,
Подобное-жъ посланье. Написалъ
Его, какъ писарь, четко. Говорятъ ведь,
Что почеркъ государственныхъ людей
Быть долженъ дуренъ. Я не разделяю
Такого мненья и работалъ много
Ему наперекоръ, за что и былъ
Теперь вознагражденъ. Желаешь знать,
Что было мной написано?
Гор. Скажите.
Гам. Внушительная просьба къ королю
Британіи, какъ къ даннику и другу
Монарха датчанъ. Въ просьбе излагалось,
Что если онъ желаетъ, чтобы дружба
Межъ Англіей и Даніей цвела
Роскошной пальмой, чтобы миръ всегда
Венчалъ чело цветами и союзъ
Обеихъ странъ ничемъ не нарушался, --
Все вздоръ въ такомъ же роде, -- то, чтобъ тотчасъ,
Лишь только будетъ прочтено письмо,
Техъ, кто его принесъ, не давъ имъ даже
Покаяться.
Гор. Откуда-жъ взяли вы
Печать съ гербомъ?
Гам. Судьба и тутъ явилась
На помощь мне. Въ моихъ вещахъ нашлась
Старинная отцовская печать
Съ гербомъ страны. Я ею запечаталъ
Пакетъ, свернувъ его точь-въ-точь какъ первый,
И такъ же подписалъ. Затемъ вложилъ
Откуда былъ онъ взятъ, исполнивъ все
Такъ ловко и умно, что мой подкидышъ
Замеченъ не былъ. Утромъ загорелся
Нашъ бой съ врагомъ, -- а то, что было дальше,
Ты слышалъ ужъ.
Гор. Такъ значитъ съ Розенкрапцемъ
И Гильденштерномъ кончено?
Гам. Другъ милый!
Они получатъ то, къ чему пошли
Мою не мучитъ совесть. Ихъ сгубило
Излишнее желанье подслужиться.
Для низкихъ душъ всего опасней стать
На томъ пути, где перекрестятъ шпаги
Два страшные бойца.
Гор. Но Боже, Боже!
Что за Король!
Гам. Онъ развязалъ за то
Вполне теперь мне руки! Кемъ убитъ
Былъ мой отецъ, а мать осквернена
Позоромъ и стыдомъ; кто сталъ помехой
Межъ волею народа и моими
Надеждами; кто строилъ наконецъ
На жизнь мою предательскіе ковы --
Не въ праве-ль я убить своей рукой
Подобнаго злодея, и не грехъ ли
Оставить было-бъ жизнь такому злому
Отребью человечества, чтобъ дать
Ему возможность делать зло и дальше.
Известіе изъ Англіи о томъ,
Какъ выполненъ приказъ его.
Гам. Пускай!
Зевать я тоже долго ведь не буду.
Что значитъ человеческая жизнь?
Сказалъ: разъ -- два -- и кончено! Досадно
Мне только то, зачемъ я оскорбилъ
Достойнаго Лаерта... Въ тяжкомъ горе,
Постигнувшемъ его, я вижу образъ
Того, что самъ я вынесъ. Я ценю
Его расположенье. Все случилось
Къ несчастью потому лишь, что излишній
Порывъ его горячности смутилъ
Разсудокъ мне до головокруженья.
28) У Полевого эта сцена сокращена; приводимъ ее по Кронебергу:
Осрикъ. То юный Фортинбрасъ
Изъ Польши возвращается съ победой
И англійскихъ приветствуетъ пословъ.
Гам. Гораціо, я умираю. Ядъ
Изъ Англіи, но предрекаю: выборъ
Падетъ на молодого Фортинбраса.
Ему даю я голосъ мой предсмертный.
Ты обо всемъ случившемся ему
Подробно разскажи; конецъ -- молчанье.
(Умираетъ).
Гор. Вотъ сердце благородное угасло!
Покойной ночи, милый принцъ! Спи мирно
Подъ светлыхъ ангеловъ небесный хоръ!
(Громъ барабановъ ближе. Маршъ за сценой).
Входятъ Фортинбрасъ, англійскіе послы и прочіе.
Фор. Какое зрелище!
Гор. Чего ты ищешь?
Несчастья и чудесъ? Такъ не ищи ихъ дальше.
Фор. Кровавый видъ! Какому торжеству
Ты въ вечныхъ принесла твоихъ чертогахъ,
Смерть гордая, такъ много царскихъ жертвъ?
1-й послан. Ужасенъ этотъ видъ! Мы опоздали
По делу Англіи. То ухо мертво,
Что Розенкранцъ и Гильденштернъ скончались,
Согласно королевскому приказу.
Кто скажетъ намъ "благодарю"?
Гор. Не онъ,
Хотя-бъ уста его и были живы.
Онъ не давалъ на казнь ихъ повеленья.
Но такъ какъ быстро за кровавымъ деломъ
Явились вы изъ Англіи и Польши,
Велите же, чтобъ мертвыхъ положили
А мне незнающимъ позвольте разсказать,
Какъ все произошло. То будетъ повесть
Кровавыхъ, неестественныхъ убійствъ,
Суда случайнаго, нечаянныхъ кончинъ
Всю истину могу я вамъ открыть.
Фор. Мы поспешимъ послушать твой разсказъ,
Созвавши на советъ вельможей царства.
Я съ горестью мое встречаю счастье,
И ихъ я объявляю всенародно.
Гop. Я долженъ и объ этомъ говорить.
Вамъ тотъ далъ голосъ свой, за кемъ все царство
Признаетъ васъ царемъ. Но къ делу, къ делу!
Настроить бедъ средь общаго смятенья.
Фор. Пусть Гамлета, какъ воина, внесутъ
На катафалкъ четыре капитана.
Онъ все величье царское явилъ бы,
При погребеньи почестью военной!
Возьмите трупы доблестные эти:
На поле битвы место ихъ.
Скажите, чтобъ начали пальбу!